Иван Сидоров. Там, сударь, видно будет; — а теперь мне надо к Кандиду Касторычу добежать да известить, что вы в четыре часа будете.
Муромский. Хорошо, хорошо… (Завернув вещи, показывает на них.) Как же это, братец? — вот бриллианты-то ведь ему же… тово… их не везти так?
Иван Сидоров. Как можно. А вы вот заедете к ювелиру да ему и отдадите. Ведь копеек десять, больше не скинет.
Муромский. Так ты сперва со мною ступай, — а то я, брат, плохо… в-и- и-и-жу… да и на уме-то у меня что-то темно стало… (Трет себе голову.)
Лидочка (взявши егоза руку). Папенька! Что с вами?.. Папенька!..
Муромский. Нет, ничего, мой друг… я ничего… (Сбирается.)
Лидочка. Голубчик вы мой… (помогает ему)…не беспокойте себя… ради Бога, не беспокойте… ну для меня. (Обнимает его.) Иван Сидоров, ты, смотри, с нами.
Муромский. Да, брат, с нами… с нами…
Иван Сидоров. Слушаю, матушка, с вами. (Берет вещи, шапку и отворяет им двери. Лидочка ведет отца под руку. Атуева поддерживает его с другой стороны. Уходят.)
Нелькин (один).
Нелькин (смотрит им вслед и закрывает себе лицо; потом быстро выходит на авансцену). Боже мой!. (Ударив себя в грудь). Сердце пустое — зачем ты бьешься?!.. Что от тебя толку, праздный маятник? — (колотишься ты без пользы, без цели? (Показывает на место, где стоял Иван Сидоров.) Простой мужик и полезен и высок-а я?!.. Месть! Великую месть всякой обиде, всякому беззаконию затаю я в сердце!.. Нет, не затаю — а выскажу ее всему православному миру! — На ее угольях накалю я клеймо и влеплю его прямо в лоб беззаконию!!.. (Хочет идти.)
Нелькин. Лидочка вбегает.
Лидочка. Владимир Дмитрич… Владимир Дмитрич, вы здесь?
Нелькин (бросаясь к ней). Здесь! Здесь! — Что вы?
Лидочка. Дайте мне гофманские капли…
Нелькин. А что? — Что случилось?!! (Ищет капли.)
Лидочка. Нет, нет, ничего не случилось — а я боюсь только! — он очень слаб.
Нелькин (подает ей). Вот они! — Это ничего; Бог даст, ничего.
Лидочка (уходя). Вы не уходите, пожалуйста! — Вы нас не оставляйте…
Нелькин. Господь с вами!.. Я ли вас оставлю?.. Да что я могу для вас? Видите, какое я создание — какая судьба! — Вот и теперь, ну на что я вам годен?
Лидочка. Да неужели же только одне деньги нужны; вы нас любите? — Правда ли?
Нелькин. О, правда! святая, чистейшая правда!.. Этою любовью весь горю, я полон ею, ею только и живу…
Лидочка протягивает ему руку, он покрывает ее поцелуями, они выходят вместе.
Занавес опускается.
Комната канцелярии. Дверь в кабинет отворена.
Тарелкин (один).
Тарелкин (стоит у авансцены и в раздумье, посмотрев на часы). Еще несколько минут, и ввалит он к нам с полным возом. Признаться, вижу я дело горячее — хватил тридцать!.. А он и сдался! Стало, дело-то сделал я, ей-Богу, я, — а не он!
Варравин также в раздумье проходит всю сцену, уставляется на Тарелкина и, постоявши несколько минут, удаляется обратно.
…Стало, по-настоящему, по истине от всего куша половина мне!.. Не даст… Да что тут — отрежу ему начистоту, так и даст… В этих случаях что нужно? Характер — да; характер и больше ничего. (Трет руки.) Пятнадцать тысяч!.. Ведь я богат! Как подумаешь, как это странно: был беден, ведь как беден: нет той сумы нищенской — ну — старых панталон, которые были бы беднее меня — и вдруг имею состояние — богат. И слово-то какое увесистое, точно оно на вате: богат. — Приятно! — Нет, что ни говори, а я уважаю этот закон природы; — именно закон природы: потому многочисленные опыты показывают — был беден, ничего не имел — и вдруг богат…
Варравин проходит снова по сцене и, постоявши, удаляется.
Рассвирепеет же и он! — ой, ой, ой, рассвирепеет; — а я в отставку — да мне что?.. Всего я насмотрелся, всего и напробовался… Рвал я цветы на берегах Мойки, вил я венки на берегах Фонтанки — вкусил и сластей Невских! Цветы эти оказались то самое терние, которое Левиафан безвредно попирал ногой; от венков вот что осталось (поднимает парик и показывает совершенно лысую голову), от сластей Невских вставил моржовые зубы! Бог с ним, это величие. Укачу в матушку-Москву — город тихий, найму квартирку у Успенья на Могильцах, в Мертвом переулке, в доме купца Гробова, да так до второго пришествия и заночую.
Варравин показывается опять, слышен шум в передней; Тарелкин кидается к нему.
Ваше Превосходительство! — Он!.. Он!!.. приехал!..
Варравин (очень спокойно). Ну что же? — Примите его, одержите, да мне и доложите.
Тарелкин. Слушаю-с.
Варравин. Да смотрите, как я приказывал, позовите сейчас экзекутора!.. (Уходит в кабинет.)
Тарелкин (бросается к своему столу, садится и листует бумаги). На какого черта ему экзекутор? — Зачем ему эта скотина экзекутор?.. Не понимаю…
Входит Муромский, несколько согнувшись, тяжело дышит, боковой карман у него туго набит. Тарелкин углубляется в бумаги и, выворотя белки, следит.
Муромский (подходя к Тарелкину). Кандид Касторыч, — а Кандид Касторыч — это я!
Тарелкин. Ах, Боже мой, а я за делами вас и не заприметил.
Муромский. Все в трудах… Можно, что ли?
Тарелкин. Занят — повремените… не угодно ли… (Указывает ему на стул.)
Муромский медленно садится и осматривается. Тарелкин углубляется в бумаги. Молчание.